© GHETTO

Кэте Кольвиц и ее прекрасный пролетариат

Эпоха социальной графики

"Именно пролетариат был для меня прекрасен. Пролетариат в типических его проявлениях творчески вдохновлял меня. ...Позднее, когда при близком соприкосновении с рабочими я по настоящему узнала их нищету и беды, у меня возникло также чувство долга своим искусством служить пролетариату".

Кэте Кольвиц

Сила рисунка

Политический рисунок - даже самый лучший, - это всего лишь рисунок - сплетение штрихов, линий и черточек на бумажном листке. Почему власть так ненавидит, боится это правдивое изображение? Почему главари разных режимов буржуазии стремились уничтожить рисованные композиции, а в конечном счете - покончить с самим явлением революционной графики? В чем сила нашего, классового рисунка?

"Графика теснейшим образом связана с бытом и с общественной жизнью человека, - писал выдающийся советский искусствовед Б. Виппер. - ...Печатная графика - это самое актуальное из изобразительных искусств и вместе с тем наиболее доступное широким слоям общества искусство, которое теснейшим образом связано с идеологической пропагандой".

Именно печатная графика, наряду с кинематографом, во многом изменила общественную роль искусства. Художественное воздействие рисунка перестало быть индивидуальным, и теперь это уже не было только художественное воздействие. Рисунок уже не принадлежал холсту, музейной стене, горстке состоятельных ценителей. Размноженный тысячными тиражами, из чрева ротационного станка, он перешел на плакаты, листовки и газетные полосы, став всеобщим достоянием. При этом, расцвет печатной графики не был обусловлен одним только техническим прогрессом начала ХХ века. Бурное развитие этого, самого демократичного на тот момент вида искусства вовсе не случайно совпало с началом величайшей революционной эпохи истории. Доступность графического рисунка была востребована восставшим пролетариатом, передовое искусство того времени оказалось слитым с революционной идеологией, что позволило раскрыть его социальное, политическое, общечеловеческое значение. С тех пор рисунок на долгие годы стал важным орудием политической борьбы в рабочих руках коммунистического движения. Сотни лучших художников - лучших людей своей среды, сторонников социализма - сумели дать человечный взгляд на открытые социальные раны своего времени - бедность, угнетение, бойню империалистической войны. Они нарисовали капитализм - такой, какой он есть на самом деле, и сила этого правдивого реалистичного изображения, многократно помноженная тиражной печатью, сделала их видение достоянием широких рабочих масс. Печатная графика, помогла увидеть нерисованную сущность мира буржуазии, позволила лучше разглядеть своих господ, всмотреться в самих себя, осознав свое подлинное положение. Такой рисунок мог заставить хохотать, рыдать и скрипеть зубами, - он бил, будил классовый гнев, эту эмоциональную составляющую борьбы. Он помогал разобраться в общих целях и текущих задачах, стоящих перед рабочим коммунистическим движением. В этом заключалась сила, значение революционного рисунка.

Кэте Кольвиц была одной из первых мастеров, сделавших свой рисунок достоянием грядущих революций. Долгая, счастливая и трагическая жизнь этого замечательного человека богатством своего содержания равна современной ей исторической эпохе - эпохе безграничного господства капитала и зарождения борьбы против его гнета.

Неугодное творчество

Кэте Шмидт-Кольвиц родилась в Кенигсберге - нынешнем Калининграде, в июле 1867 года. Ее отцом был строительный мастер Карл Шмидт, убежденный противник реакционного прусского монархического строя, дедом - Юлиус Ропп, известный проповедник утопического социализма и основатель религиозной коммуны. Конрад Шмидт, родной брат Кэте, со временем станет видным теоретиком немецкой социал-демократии, учеником и товарищем Энгельса. Ее воспитывало социалистическое мировоззрение родных и живая народная жизнь. Девочка рисовала грузчиков в кенигсбергском порту, бредущих со смены мюнхенских мастеровых, а первой значительной работой молодой студентки-художницы стали иллюстрации к "Жерминалю" Эмиля Золя - остросоциальному произведению о задавленных нищетой и бесправием рабочих. Муж Кэте, социал-демократ Карл Кольвиц, становится народным врачом, практиковавшем в бедном рабочем районе Берлина. Его домашнюю приемную заполняла пролетарская беднота, и эти люди, с их горем, болезнями, пороками, навязанными гнилью общественных отношений, на долгие годы стали совестью художницы и ее главными моделями - она часами рисовала их прямо здесь, на приеме. Очень скоро жизнь угнетенного класса становится знакомой и близкой для Кольвиц.

Сопереживание угнетенным определило ее дальнейшую творческую судьбу, начиная серией офортов "Восстание ткачей" - первых официально выставленных и опубликованных работ Кэте. Их сюжетом стало кровавое восстание пролетариата немецкого герцогства Силезия, восстание 1844 года - одно из крупнейших в XIX столетии выступлений европейского рабочего класса, беспощадно подавленное пулями солдат, изрубленное саблями конных жандармов. Офорты Кольвиц иллюстрировали "Ткачей" - всемирно известную пьесу драматурга Гауптмана и великие стихи Генриха Гейне, посвященные памяти силезских рабочих. В шести композициях: "Нужда", "Голод", "Совещание", "Поход", "Штурм", "Конец" показано зарождение и развитие рабочего восстания и его кровавый конец. Резкими штрихами, пятнами, неуловимыми перепадами светотени Кольвиц передает ледяной мрак замерзающей рабочей семьи, мертвые глаза осиротевшего ребенка, шепот совещающихся вождей бунтующих рабочих, поток восставших людей, и недвижимые тела расстрелянных рабочих на дощатом полу барака.

Эти тяжкие своим содержанием работы взорвали само представление о задачах художественного творчества и его составляющего - рисунка. Реакционная верхушка правящего класса Германии изначально поняла значение восходящего творчества Кольвиц. Кайзер Вильгельм II лично отклонил предложение академических кругов, рекомендовавших присудить "Восстанию Ткачей" золотую медаль германской выставки искусств. Респектабельная буржуазная пресса проницательно писала о том, что серия рисунков молодой художницы несет в себе "общественную опасность".

Эта «опасность» возрастала пропорционально росту художественного мастерства Кэте Кольвиц. Спустя несколько лет она шокирует имперских бюргеров своей "Крестьянской войной" - очередной серией офортов, посвященных великому антифеодальному восстанию германских крестьян XVI столетья.

"Человек, прикованный рабством к плугу. Человек, растоптанный насилием. Человек, уничтоженный убийством. И вспыхивает протест. Крестьянин берется за оружие, он точит косу для мести, он восстает", - так выглядит вторая серия работ Кольвиц в динамическом описании С. Пророковой. Кульминацией экспрессии является офорт "Прорыв" - центральный рисунок серии. На нем – лавиноподобная атака крестьян-повстанцев, стихийная силу крестьянской войны. Здесь навсегда застыл крик миллионов освобождающихся людей.

"Великий агитатор"

Она со всей искренностью приветствовала Октябрьскую революцию в России, равно как и ноябрьское выступление пролетариата родной Германии, возглавленное Либкнехтом и Люксембург. Наступление революционной эпохи было концом чудовищной бойни империалистической войны, забравшей жизнь сына Кольвиц, а затем бросившей на мясорубку фронтов и второго ее ребенка. Незадолго до революции, в открытом антивоенном письме, опубликованном социал-демократическим официозом "Форвертс", художница выступила против шовинистической пропаганды этого издания. С тех пор Кольвиц числилась персоной нон грата для шейдемановского большинства СДПГ.

В своем дневнике Кэте тяжело переживает победу германской контрреволюции, гибель людей, провозгласивших рождение новой, социалистической Германии. В день похорон Карла Либкнехта она несколько часов простояла у его раскрытого гроба, сделав десятки рисунков с тела предательски убитого вождя, зарисовав шествие колонну берлинских рабочих, прощавшихся с Либкнехтом. На основе этих набросков Кольвиц создает всемирно известную литографию - горе германского пролетариата, скорбящего над своим мертвым вождем. "Громадное впечатление, которое произвела на меня печаль сотен тысяч возле его гроба, засадило меня за эту работу", - напишет она впоследствии. Вскоре, в тюрьме Моабит, художница будет рисовать тело другого основателя германской компартии - зверски убитого Лео Иогихеса.

Вслед за этим, Кольвиц спросит себя в своем дневнике: "Имею я право изобразить прощание рабочих с Либкнехтом без того, чтобы при этом политически следовать Либкнехту? Или нет?"

Она ответит на этот прямой вызов своей совести - всем своим творчеством времен расцвета и краха Веймарской Республики. С этих пор Кольвиц всецело посвящает себя печатной графике, лишь временами экспериментируя со скульптурой. Сотрудничая с демократическим журналом "Симплициссимус", разрабатывая плакатные рисунки для левой прессы, Кольвиц изображает простые, страшные своей обыденностью сценки из жизни берлинского дна. Она рисует голодных и оборванных беспризорников, недоедающие пролетарские семьи, замученных нищетой и забитых испитыми безработными мужьями женщин, доведенных до отчаяния самоубийц и умирающих в ночлежках стариков. Она рисует картины массовых демонстраций, замершие лица, вслушивающиеся в выступление рабочего агитатора, создает замечательные своей убедительной силой плакаты в помощь голодающей Советской России - с истощенными телами неестественно скуластых, умирающих людей.

Ее работа получает всеобщее признание и самую высокую, восторженную оценку современников. "Творения Кэте Кольвиц - величайшая поэма современной Германии, в которой отражаются тяготы и страдания простых людей. Она - голос безмолвия обреченных на жертвы народов", - напишет в это время Ромен Роллан. Основоположник советского искусствоведения, нарком Луначарский, отметил психологизм рисунков Кольвиц: "Уже в пожилые годы эта изумительная проповедница карандашом изменяет свою манеру... все более преобладают чисто плакатные задачи. Кольвиц хочет достигнуть того, чтобы при первом взгляде на ее картину тоска схватывала вас за сердце, слезы подступали к вашему горлу. Она великий агитатор".

Левое искусство Веймарской Германии 20-х - начала 30-х годов вообще представляло собою уникальный синтез всех видов художественного творчества, объединенных единой задачей антифашистской борьбы. Его наивысший расцвет пришелся на момент предельного обострения противоречий, когда германские коммунисты оказались на переднем крае классовой борьбы против нарождающегося нацизма. Рисунки, скульптуры, плакаты членов Союза революционных художников - Отто Нагеля, Георга Гросса, Отто Дикса, Генриха Циле, Ганса и Лео Грундингов, фотоколлажи выдающегося новатора Джона Хартфилда, рабочий театр Бертольта Брехта и Маргарет Штеффин с их классовыми зонгами, поэзия Иоганнеса Бехера, потрясающие своей мощью антифашистские марши и гимны Эрнста Буша - все это боролось с фашизмом, все это стало возможным лишь как результат борьбы против фашизма.

Кольвиц принимает активное участие в культурном антифашистском сопротивлении. За считанные месяцы до утверждения господства гитлеровцев она создает плакат рабочей солидарности - "Мы защищаем Советский Союз!" и подписывает антифашистское воззвание к политическим партиям Германии. Вместе с выдающимся писателем Генрихом Манном, ее со скандалом изгоняют из Прусской Академии искусств. Пожилая женщина отказывается бежать из гибнущей страны. Она остается в ней на все долгие двенадцать лет бесчеловечного нацистского господства.

Смерть во тьме

За все кровавые годы господства Третьей Империи Германия видела только одну выставку работ Кольвиц - множество ее рисунков было показано на "выставке искусства вырождения", рядом с картинами других выдающихся немецких мастеров, после чего рисунки художницы были публично сожжены на костре или разворованы "коллекционерами" из числа высокопоставленных гитлеровцев. Она жила в безвестности и забвении, третируемая обысками гестапо и ехидными издевательскими заметками в геббельсовской прессе, рисовала приходящую за людьми Смерть, лепила скульптуры убитых горем матерей, предчувствуя жертвы новых и новых войн. Только однажды Кольвиц позволила себе высказаться словом. Продавшийся нацистам искусствовед высмеявшего ее многолетние усилия, затраченные на изображение пролетарских голодранцев. Отвечая ему, она напишет: "Именно пролетариат был для меня прекрасен. Пролетариат в типических его проявлениях творчески вдохновлял меня. ...Позднее, когда при близком соприкосновении с рабочими я по настоящему узнала их нищету и беды, у меня возникло также чувство долга своим искусством служить пролетариату".

Кэте Кольвиц умерла в апреле 1945 года, не дожив считанные дни до конца гитлеровского господства. Уже через несколько месяцев в разрушенном и освобожденном Берлине прошла большая выставка ее художественных работ.

* * *
Не будучи знакомым с рисунками Кэте Кольвиц, вовсе не трудно приписать их авторство современному художнику - несмотря на все неповторимое, гениальное своеобразие этих работ. Ее творчество до сих пор не теряет страшной злободневности, хотя образы жертв социально неравенства, давно уже должны были стать памятниками борьбы за освобождение человечества.

Однако эта трудная борьба продолжается до сих пор, а значит, сила рисунков Кольвиц еще долгое время будет востребована коммунистическим движением. Как эффективное орудие в руках рабочего класса всех угнетенных народов. Как образец для творческого становления новых поколений художников революции.

"Рабочий класс"