Главная Звук Музыка гетто Классика Критика Ответы Текст Проза Стих Классика Критика Эссе Арт Мураль Стиль Отражение Кино Грани	Солнце в карьере Cердце нашей земли Я часто приезжал на «Криворожсталь», и каждый раз все больше впускал в себя это место. В девяносто девятом мы протестовали здесь против сокращений рабочих. Впервые бродили по территории комбината, среди золотых искр и сплетений мартеновских труб. Зимой две тысячи второго, в сладкую южную оттепель, стояли на проходных в поддержку независимого профкома. Летом 2004-го митинговали против первой приватизации комбината Ахметовым и Пинчуком, а уже вскоре, в конце пятого года – против его поглощения корпорацией Лакшми Миттала. Тогда мы в последний раз видели «Криворожсталь» – сегодня завода с таким названием больше не существует. Старую марку сменило фирменное тавро хозяина: «Миттал Стил Кривой Рог». Новое имя еще не привычно, и мы все также твердим знакомое: «Криворожсталь». При одном этом слове мускульная память заученно повторяет движение руки, передающей листовку в чьи-то другие, торопливые руки. Один, два, двести, тысячу раз. Пятьдесят тысяч рабочих круглосуточно пересекают здешние проходные, каждая из которых известна и памятна левому активисту. Это особое место. Самый большой завод в Украине. Самое главное национальное достояние нашей бедной страны – вкупе с приписанными к нему геологическими сокровищами Украинского кристаллического щита. От железной руды, до яшмы, оникса и «кошачьего глаза». Кривой Рог. Районный центр на полмиллиона жителей. Невообразимо длинный, на сто двадцать километров, город. Он длинной змеей вытянулся в степных балках у реки Ингулец, от рудника к руднику, от разреза к разрезу – но так и остался хаотичным скопищем рабочих поселков, объединенных в единую административную агломерацию. Город со ржавой окалиной на стенах старых домов. С синими и оранжевыми дымками над батареями коксохима. С подземным трамваем, плотно запакованным усталой, агрессивной толпой, лязгающим громче любой подземки на этой планете. Тополиные дворы рабочих кварталов, застройки шестидесятых годов, утонувшие в буйной зелени. Жилмассивы восьмидесятых – белые острова в рыжей степи, центр движения «бегунов», несчастных подростков из темного времени девяностых. Они на бегу разбивали молотками витрины первых коммерческих магазинов, где не могли отовариться их сидевшие без зарплаты отцы. Проститутки на каждом углу – многие тысячи, целый комбинат наподобие «Криворожстали». Оцепеневшие наркоманы – каждый в своем маленьком, быстротечном раю. Новые станции трамвайной подземки – блестяще выполненные в конструктивном стиле, они смотрятся здесь объектами из иного мира. Пришельцы, которые прилетели сюда посмотреть, что смогли сделать с собой эти странные люди, добровольно загубившие свою жизнь. Это прекрасный город. Я бы возил туристов именно сюда – не во Львов и не в Ялту. Здесь, в Кривбассе, где сто лет кряду ковался сплав правобережного украинского крестьянства и пролетариата восточных областей, можно лучше всего понять и узнать Украину. Ясно увидеть ее будущую судьбу. Заглянуть внутрь, в нутро этой земли – в буквальном смысле этого слова. Чтобы сделать это, мы ехали на запад, за заходящим солнцем – в карьеры. Когда–то здесь было безлюдно. Козак-зимовщик дробил руду в балке, где, среди трав, пробивались наружу большие бурые камни. Сурок-байбак смотрел на него вытянувшись по струнке, тревожно посвистывал среди степной тишины. Он будто предчувствовал то, что мы видели здесь сегодня. Полукилометровая пропасть, окруженная серпантином дорог, в дымном мареве пыли, в бликах прожекторов – там, внизу, уже давно началась ночь. Двухсоттонные БелАЗы, подвижные громады шагающих экскаваторов, загружающие в них руду и породу. Непрерывное круговое движение – день и ночь, в любую погоду. Мерный грохот камней. Вскоре им суждено превратиться в жидкий металл доменных печей, а затем застыть в конструкциях зданий и механизмов. Я представлял себе банковские счета миллиардера Лакшми Миттала. Электронное табло, на котором ежесекундно меняются цифры. Взмах ковша экскаватора – новая толика прибыли в карман собственника. Богатейший капиталист Соединенного Королевства, второй номер в списке самых успешных паразитов планеты. Он богатеет за счет нашей земли и труда живущих на ней людей. Солнце проваливалось за горизонт этой огромной ямы. По краям ее чаши плыл запах степных трав, чабреца и таврийской полыни. Под ногами звенели звезды, нападавшие в бурьян прошлой, душной и ясной ночью. Чтобы попасть сюда, мы прошли ГОК с грохотом вагонеток, звенящих, как в немом фильме «Одиннадцатый» у Дзиги Вертова. Синие цветы оттеняли рыжие вагоны с рыжим железняком. Кудлатая собака довела нас до края пропасти, и уселась неподалеку, с гордостью хозяина этих мест. Что же, она заслужила это звание больше Миттала, наложившего на них свою лапу. В прежние годы я заезжал сюда на автомобилях. В этот раз мы дважды наткнулись на блокпосты нового собственника. Оставив машину, пошли пешком, через шахтерское кладбище, между старыми котлованами, по мостам через каньон реки Ингулец. Бобики местной охраны до поры равнодушно ездили мимо. Они не могли заподозрить, что посторонние люди зайдут так глубоко в пыльное сердце карьеров. Позже, когда солнце ушло за степной горизонт, ребята пошли вниз, чтобы вблизи посмотреть на БелАЗы. Желание, понятное тем, кому удавалось залезть на эту махину – с кузовом, вмещающим в себя содержимое двух вагонов, с двигателем в каждом огромном колесе. Здесь ВОХР наконец обратил внимание на нарушителей. Охранники долго передавали нас из рук в руки, звонили начальству, возили по темному миру ночных карьеров в тесном шерифском бобике. Начальник караула, бывший милицейский майор, бесцеремонно впихнул своих подчиненных за решетку в хвосте машины, освободив для задержанных душный салон. Впрочем, он тут же пообещал нам расстрел и глубокую могилу где-то среди разрезов. Майор недовольно ворчал: почему мы залезли именно к Митталу, а не на соседний карьер – «к Юле»? Ближе к полуночи мы оказались в штабе митталовской охраны, на юге, в районе Ингулецкого ГОКа. Здесь заседали генералы рудничных карьеров. Аники-воины. Борцы с промышленным шпионажем и политическими диверсиями из числа отставных оперов. После длинных, обычных в таких случаях переговоров, нам вернули видеокамеру и отпустили, затребовав объяснительный протокол. «Хвост» в виде вохровца плелся сзади до самого ночного трамвая. Ночью, за самогоном в ободранной кухне я узнал, что мой местный приятель из комсомола сел в тюрьму за наркоторговлю. Утром, после интервью с главой профсоюза комбината «Криворожсталь», мы вновь нелегально прошли на территорию царства Лакшми Миттала – чтобы присутствовать на заседании заводского профкома. Все это время перед глазами стояли закатные солнечные лучи, замкнутый круг карьерных работ. Картина, которую стоит увидеть всякому левому активисту. Эстетический опыт, не менее важный, чем хорошие книги и хорошие милицейские тумаки. И даже потом, в Чортомлыке, на кургане Сирко и на Хортице я думал – настоящий центр Украины давно расположен не в этих прекрасных местах. Он там – в глубоком карьере, таящем в себе солнце нашего будущего.
	Андрей Манчук