Главная Звук Музыка гетто Классика Критика Ответы Текст Проза Стих Классика Критика Эссе Арт Мураль Стиль Отражение Кино Грани	Библиоглобус Нужное чтение Последние шаги по забитой пылью и прохожими улице, широкая гранитная ступенька. На ней становишься недостижим для мимолетных прикосновений солнечного света, длиннополых юбок, ауры лосьонов и дезодорантов, развевающихся по ветру волос, деловитых локтей и плеч. Массивная дверь с узорной вертикальной ручкой, захватанной до зеркального блеска, подается с трудом. На какую-то секунду я вижу свое отражение, изуродованное выпуклостями меди, потом перехожу внутрь, в полумрак, — и снова в свет, но уже более плотный и неяркий. Огромный зал центрального книжного магазина разбит на секции и организован по принципу супермаркета. Внимательная охрана, кассы, набитые полки. Резким жестом откинув с лица нечесаную прядь, вдоль рядов пробирается парень в протертых джинсах, понурый, как бомж в колбасном ряду. Вот так встреча! На мне деловой костюм, поэтому он не обращает на меня внимания, и я иду почти след в след с его разбитыми кроссовками. Книги ворочаются, одни — благочинно выпячивая тисненые золотом переплеты, другие — уповая на свою дешевую сексуальность. К ним тянутся многочисленные руки, вертят, пролистывают, втискивают на место или относят к кассам. «Гороскопы и предсказания Судьбы». Этот отдел он проходит, даже не глядя по сторонам. Его не интересует личная судьба. Не нужно поворачивать к свету его ладонь, чтобы констатировать: «Ты здесь никому на хрен не нужен со своими мыслями». Да и какие могут быть предсказания? «Вызубри конспект — не то вылетишь из вуза»? «Состриги хаер и не ходи ночью по району, чтобы не нарваться на гопников»? Вместо этого страницы нашептывают: «Чтобы реализовать Ваши лидерские качества, получите диплом и устройтесь на фирму. Звезды благоприятствуют прилизанным и исполнительным!» Он хорошо помнит звезды — они пронзительно смотрят из ветвей, когда он засыпает на скамейке. Смешно, что люди пытаются заставить их лгать. «Экономика. Менеджмент. Право». Это для тех, кто хочет хорошо зарабатывать. Обложки указывают на ту область знаний, о которой пойдет речь. Парень внимательно оглядывает ряды книг. Они придуманы толстыми дядями, указывающими, каким должен быть порядок в этом мире, для тех, кто будет оберегать этот порядок. Обжигающие стеклышки житейского калейдоскопа, будничная несправедливость и дикость приобретает в этих увесистых томах лоск незыблемости. Их бесполезно спрашивать «Почему?» В разделе «Классика» мой спутник уныло обводит глазами полки: А. С. Пушкин, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, М. А. Булгаков… Я тоже уже прочел это в его возрасте, и кроме Маркса, Плеханова, Ильенкова ничего не добавилось. Идем дальше. В секции «Любовные романы» на нас наваливается сонмище полуобнаженных красоток со всех побережий мира. Осанна туриндустрии! Миллионы безмозглых девиц и сорокалетних клуш проецируют свои представления о себе, о любви, о счастье в книжный мир. Он до отказа наполняется резиновыми женщинами с претензией на индивидуальность. В следующем отделе происходит смена декораций — они становятся воительницами, повелительницами стихий и непорочными девами; их кавалеры борются уже не с однообразием в сексе и перееданием, а с бронированными драконами. Молодцы какие. Малолетние дуры и домашние клуши обступают нас с новой настойчивостью, теперь на них гигантские украшения и набедренные повязки, во взгляде непреклонность, в руках мечи. Паренек бесится. Он еще не привык обходиться без чтения: жизнь для него невыносима, как взгляд Горгоны, и книги — щит, в котором он рассматривает ее отражение… Да, с таким зеркалом много не навоюешь. В отделе философии мой младший товарищ останавливается. Пролистывает Ницше, Ильина и Пердяева (больше там, кажется, и нет никого). …Пожалуй, я неудачно выразился, — за десять лет, что нас отделяют, я прочел изрядно макулатуры, но она исчезла из памяти, как правильно заполненный ряд в Тетрисе… Пока он копается в Пердяеве, я рассматриваю желтую стрелку на гранитном полу, указывающую направление движения, динамики громкой связи в навесном потолке — из них то и дело звучит реклама какого-нибудь «захватывающего» произведения, — аккуратно одетых, придирчивых покупателей. Одним книги нужны для учебы, другим — для работы, третьим — для развлечения. Пытаюсь понять характер пропасти, которая отделяет меня от них. Мы росли в одинаковых панельных домах, играли в вышибалы, ходили в школу, влюблялись, пытались куда-то поступить. Дальше... Можно не продолжать, — мой спутник еще не шагнул дальше, но пропасть уже налицо. Вспоминаю, что же было в моей жизни такого, чего бы не было у этих людей. Бесконечные переходы метро, склизкие, как рукава бомжацкого тулупа. Тяжелая бесполезная работа. Шум пьяного скандала по ночам с верхнего этажа. Двоюродный брат, погибший в горячей точке. Соседская девочка, которую свихнувшиеся на целителях родители заставляют пить мочу. Водитель маршрутки, одной рукой ведущий машину, другой отсчитывающий сдачу. Суетливая очередь. Ветер, врывающийся в окно электрички. Солнце в кронах. Да ничего особенного у меня в жизни не было. Много читал, разве что. «Иностранная литература». Это как раз то, за чем я сюда пришел. Пробежав глазами полки, выколупываю за корешки несколько до отвращения стильно оформленных книг Борхеса и иду к кассе. Парня я уже потерял из виду, но большого значения это не имеет — я еще не выжил из ума, чтобы пытаться давать ему советы в таком прикиде. Ничего, скоро он вступит в организацию, а после окончания вуза решит пойти «в народ» — рабочим на крупное предприятие. Жизнь длинная, еще пересечемся. Пересеклись же мы с Дэном. Мы познакомились, когда я нанимался на работу. Сначала я не узнал его, потому что он был одет в дорогой костюм и коротко пострижен, но что-то наводило на мысль, что я имею дело не с обычным карьеристом. По мере общения я проникся к нему благоговением, которое скрашивал разрыв во взглядах. Он слушал Непомнящего, в 1993 году защищал Белый Дом, но потом отошел от движения. Это казалось мне тем более странным, что Дэн был старше всего на несколько лет, и оставался целеустремленным и бескомпромиссным, но как-то сам по себе. Однажды, когда я развлекал его рассказом о поисках одежды на помойке, он спросил: — А чего работать не устраивался? — Чтобы быть свободным. — Быть свободным — это лозунг системы. Не надо быть свободным, не надо быть несвободным. Надо быть зеркальной рыбой. — Это что еще за прикол? — Ну, есть такая легенда, что между нашим и зеркальным миром была война. Этот мир покорил зазеркалье, поэтому они вынуждены повторять наши движения, но потом тот мир очнется, восстанет, будет новая война, в которой победят уже они. А первой проснется зеркальная рыба. — И как выглядит эта рыба? — Как блик в зеркале. А ты не знаешь? — Нет. Это ты откуда такое выкопал? — Из Борхеса. «Тоже мне нонконформист», — подумал я. Однако решил почитать. Когда меня что-то мучило, я шел выбалтываться ему. — На ближайшем пленуме меня «сметут». — Ну так и слава богу, за место что ли цепляешься? — Да нет, дело не в месте. Политическая линия изменится. — Бросай ты все эти пленумы, не страдай фигней. — Не, я без борьбы не уйду. — А, ну да! Мы тоже в организации боролись друг с другом, боролись… А победил тот, кто превратил ее в ЧОП. — Он прищурился. Вот оно, значит, как. «Ну, с моей организацией этого не произойдет» — отмахнулся я. Тогда я не мог перенести на себя полноту его поражения. Зато потом, когда нечто аналогичное случилось, я был подавлен, дезориентирован, но отнюдь не сломлен. Мне не грозила судьба обрюзгших маститых леваков в футболках RAF, увешанных дорогой и редкой символикой, привычно стягивающихся побухать на форумы и презентации. Главное социальная база, а организация приложится. Стеклянное пространство мира сделалось зыбким и уже не сковывало руки. Круг разбуженной стихии расползался вширь. Я знаю, что дальше будет легче, потому что там, в глубине, полоснула холодным светом зеркальная рыба. "Сборник пролетарской прозы"
	М. Треволис