«Власти боятся социального бунта»

Скорее всего, мне откажут в убежище. Я не чувствую себя в безопасности в Украине, и поэтому в данный момент думаю перебраться в другую страну

Теги матеріалу: ліві, нацизм, профспілки, солідарність, срср-ex, україна

04.03.2013

От редакции: Брутальное похищение Леонида Развозжаева показало, что политические беженцы не могут чувствовать себя в безопасности в Украине. Российский социальный активист Филипп Гальцев, который недавно был вынужден просить политического убежища у украинских властей, рассказал LIVA.com.ua о полицейских преследованиях, связанных с «делом 6 мая», о слежке, которую ведут за ним в Киеве, о причинах репрессий против российских левых и перспективе развития антифашистского движения.

– Филипп, расскажи о своем участии в событиях 6 мая. Почему тебе пришлось искать убежище в Украине?

– 6 мая я шел в колонне Российского социалистического движения. Это было санкционированное шествие и санкционированный митинг – но полиция сделала в этот день все, чтобы они не состоялись. 6 мая они попросту устроили провокацию. Когда я со Степаном Зиминым пытался пройти на этот санкционированный митинг, нас обоих избили и задержали. Конкретно я никаких противоправных действий по отношению к сотрудникам полиции не осуществлял, в массовых беспорядках не участвовал, не считаю, что на Болотной площади было применено какое-то насилие по отношению к представителям власти, и что это вообще были «массовые беспорядки».

Я приехал в Украину, потому что на данный момент у меня нет никаких документов, кроме паспорта. Накопилось много факторов, которые вынудили меня выехать из России. Сейчас меня могут посадить как организатора марша и беспорядков 6 мая. В деле Леонида Развозжаева я указан как человек, который 6 мая якобы возглавлял «колонну анархистов». Согласно «показаниям» Леонида Развозжаева, я направил эту колонну на полицейских, с чего, собственно, и начались массовые беспорядки.

Но еще 25 октября у меня дома прошел обыск. Трое сотрудников из «Центра противодействия экстремизму» похитили меня, и повели на допрос, где меня били, оказывали психологическое давление, и угрожали мне разными способами, пытаясь выбить из меня показания на Леонида Развозжаева, Константина Лебедева и Сергея Удальцова. Но из-за того, что я успел сообщить в прессу о том, что со мной произошло, меня отпустили – с формулировкой о том, что мой процессуальный статус «неясен». То есть, непонятно, являюсь ли я свидетелем или подозреваемым.

Первый обыск в рамках дела об участии в массовых беспорядках прошел еще 7 июня. А с 14 ноября по январь ко мне по месту прописки и проживания приходили сотрудники из центра «Э» и ФСБ, запугивали моих родителей, угрожали им, требовали от них рассказать, где я теперь нахожусь, есть ли у меня загранпаспорт, чем я на данный момент занимаюсь. Родители, естественно, ничего об этом не знали. Когда я уже приехал в Украину, у меня дома опять произвели обыски. В рамках какого дела – это мне пока не понятно.

– Ты говорил, что заметил за собой слежку – есть ли угроза того, что тебя могут попытаться похитить, как это случилось в Киеве с Леонидом Развозжаевым?

– Сейчас я подал заявление о предоставлении мне убежища и прохожу процедуру о получении этого статуса в Украине. То, что за мной следят, стало очевидно еще 6 февраля. Три человека следовали за мной от офиса эмиграционной службы до места моего проживания. Когда я сел в метро, они зашли в соседний вагон и непрерывно за мной наблюдали. 13 февраля у меня прошло первое собеседование эмиграционной службе Украины, в управлении по делам беженцев, где мне задавали те же вопросы, что и в следственном комитете – знаком ли я с Развожаевым и Удальцовым, что я делал 6 мая, и сколько камней кинул в полицию. И в тот день, 13 февраля, я также заметил за собой слежку.

После всего этого я написал заявление в ООН, чтобы они хоть как-то отреагировали на эту ситуацию и предоставили мне в Украине хоть какую-то защиту. Но на это заявление не было никакой реакции. Сейчас я жду второго собеседования в миграционной службе – но, скорее всего, мне откажут в убежище. Я не чувствую себя в безопасности в Украине, и поэтому в данный момент думаю перебраться в другую страну.

– Почему власти преследуют российских левых и антифашистов, а не либералов и националистов?

– В России сейчас достаточно тяжелая социально-экономическая ситуация. Власть проводит политику сокращения бюджета в сфере образования, медицинского обслуживания, урезает другие социальные гарантии, собирается повысить пенсионный возраст. Движение, которое зародилось после 5 декабря, теперь уже нельзя назвать движением людей в норковых шубах и на дорогих машинах. На акции выходят наемные работники, а левые (социалисты, анархисты, марксисты – это становится уже не важно) сейчас громче всех говорят об этих проблемах. Естественно, власти обращают на это внимание. Они боятся социального бунта.

Российские антифашисты тоже начинают говорить о социальных проблемах – о том, что капиталистические отношения порождают фашизм, что ксенофобские настроения в обществе, которые поддерживают оппозиционеры-националисты, выгодны государству и крупному капиталу. Антифашисты – люди, которые пытаются бороться с этими проблемами – не только легальными и информационными, но и силовыми методами – подвергаются из-за этого репрессиям. В частности, это Алексей «Сократ» Сутуга, который уже год сидит в СИЗО, или два парня-антифашиста, недавно арестованные за защиту общежития, из которого незаконно выбрасывали людей.

– Присоединяться ли к протестам российские профсоюзы? Насколько активно работают с ними левые?

– В российском левом движении есть тенденция к активизации профсоюзной работы. К примеру, Российское социалистическое движение – организация, в которой я состою, – активно взаимодействует с представителями Межрегионального профсоюза работников автопромышленности. Также развивается достаточно хороший проект межрегионального профсоюза «Новопроф» – новые профсоюзы из Питера, которые стараются заниматься профсоюзными инициативами. И мы стараемся придать этой работе какой-то левый смысл.

Сейчас у левого движения России есть выход на низовое рабочее движение. Если левые перестанут быть сектантами и выработают новую стратегию, вовлекая трудящихся в то протестное массовое движение, которое заявило о себе в прошедшем году, это принесет свои плоды.

– Что сейчас представляет собой российское антифашистское движение, и каким ты видишь его дальнейшее развитие?

– На данный момент немало антифашистов ушли в субкультуру. Кому-то стало интересней ходить на концерты, кормить бездомных, или заниматься чем-то другим. Но в этом движении есть и вторая тенденция, которая тоже заметна – многие антифашисты постепенно идут в политику. Российские «антифа» участвовали в социальных движениях, в защите общежитий, в защите Химкинского леса – и это лишь самые известные примеры такой работы. Антифашисты начинают понимать, что можно бороться с нацизмом не только посредством концертов, не только посредством силового воздействия, но и через политику, вовлекая в эту борьбу трудящихся – и только так можно получить какие-то существенные результаты.

Конечно, есть опасения, что социальные протесты не принесут быстрых успехов, и тогда антифашистское движение окажется в упадке. Но многие антифашисты уже принимают антикапиталистические и социалистические ценности и стараются об этом говорить.

– Какое практическое значение имеет сегодня солидарность между левыми России и Украины? Как должно развиваться наше сотрудничество?

– Ответить на этот вопрос очень просто. Правительства наших стран похожим образом проводят свою антисоциальную политику. В Украине идет кампания приватизации железной дороги, урезаются социальные гарантии – и в России сейчас происходит абсолютно тоже самое, только более жесткими методами. Российские и украинские левые должны противопоставить этой политике свою социальную альтернативу. Поэтому, нам необходима действенная международная солидарность.

Беседовала Светлана Циберганова

Читайте по теме:

Андрей Манчук. Безграничная демократия

Сергей Киричук. Блогеры в штатском интересуются Развозжаевым

Андрей Манчук. Инервью с Алексеем Гаскаровым

Артем Кирпиченок. Письмо Алексею Сахнину

Алексей Сахнин. Практика против фразы

Андрей Манчук. Интервью с Изабель Магкоевой

Александр Лехтман. Позитив на марше

Борис Кагарлицкий. «Очень мирный русский бунт»

Максим Фирсов. Интервью с Сергеем Удальцовым

Андрей Манчук. Интервью с Кириллом Медведевым